Императрица всея Николаевки

Аккуратненькая деревянная Николаевская церквушечка. Воскресная Литургия. Жар свечей, чуть сладковатый запах ладана, высокое пение – всё как всегда при совершении богослужения. Наши золотистые ризы и тяжёлое Евангелие в серебристом окладе в руках диакона ещё больше оттеняют величие совершаемого священнодействия. Небольшой процессией (я, диакон, дедушка-пономарь) торжественно выходим из алтаря и как бы вплываем в море серьёзных сосредоточенных лиц в однотонных платочках и без таковых. Строгая флотилия наша в клубах кадильного дыма движется по солее к амвону и… натыкается на Машу.

Такое ощущение, будто мы на полной корабельной скорости налетели на мель. Нет, Маша не легла поперёк пути следования боевой эскадры в блистающих облачениях, она вообще никому не мешает. Но. Я уже не могу сдерживаться и чувствую, как разъезжаются мои губы, вижу, как начинает подрагивать Евангелие в крепких руках отца Александра. А маленькая двухгодовалая девчушка с короткими забавными косичками сидит на небольшой скамеечке прямо в центре храма со свечой в руке, и деловито рассматривает всё происходящее. Перед ней шествуют нарядные батюшки, вокруг стоят бабушки и прочие взрослые дяди и тёти, где-то рядом слышен голос поющей мамы и отовсюду смотрят с икон светлые ангелы и святые с добрыми лицами. Маша сидит молча, чуть болтает ножками (туфельки не достают пола) и делает какие-то незамысловатые движения незажжённой свечей, будто руководит исподволь службой. Ну, ни дать ни взять – императрица! 

В некоторых храмах и до сих пор ещё остались места для царственных лиц, а в церковном уставе есть определенные для них службы, которые так и называются: «царские часы». Коронованные особы приходили в определённое время, занимали определённые места и слушали составленный  особо чин богослужения.  В нововозведённом  храме Христа Спасителя можно сейчас увидеть отдельно стоящие два таких царственных трона. 

Маша сидит, конечно, не на таком впечатляющем троне, как московский, но всё равно, она – самая любимая наша императрица – дочь отца Валерия, молодого священника, несущего своё послушание в Никольском храме.

Мы входим в алтарь, Литургия продолжается, но я едва удерживаюсь, чтобы не оглянуться и ещё раз не посмотреть на девочку, в глазах которой весело отражаются огоньки свечей. 

Машу любят все.  Её вполне, без преувеличения, можно назвать дочерью прихода. Когда её папа выезжает на требу (внехрамовое служение), а мама занята подготовкой пения к предстоящей службе, с Машей занимаются все прихожане – и пожилые, и молодые. Кубики, книжки, игрушки – всё это приносится, раскладывается и в перерывах меду богослужениями тщательно изучается как самой Машей, так и теми, кто остался с ней поводиться. Короче сказать – все мы дружно периодически впадаем в детство, благодаря нашей императрице с косичками. Во время молебна она укладывает помянутые записки с именами в корзинку так старательно, что вызывает улыбку у настоятеля, которому по статусу управителя прихода надлежит быть весьма серьёзным и строгим. Но кто ж удержится, глядя на нашу Машу. И в трапезной во время обеда всякий норовит посадить её на колени и приложить руку к кормлению, хотя она вполне свободно сама управляется с ложкой. У меня же, когда прохожу мимо неё, удобно устроившуюся на чьих-нибудь руках, всегда возникает желание подергать толстенькую ножку в забавном башмачке или «забудать» ту, которая «молоко не пьёт». Все мы вот так закручены возле маленькой поповны и единодушно признаем её своей царицей, что совсем не портит, как мне кажется, иерейскую дочку. Может ли любовь (та, которая настоящая, а не слепая эгоистичная) испортить маленького человека? Да и она сама, со слов матушки Елены, дома сидеть не любит, а тянет родителей: «В храм, в храм» – немногословно (со словами пока плохо получается), но настойчиво, при этом ещё топнуть по-детски может. А если Маша заболеет вдруг, тут весь приход включается в усиленную молитву. Вот так мы и учимся стяжать дары Божьи – сострадание, молитвенность, терпение. 

Конечно, у нас есть только один Царь – Небесный, Который правит нами исключительно любовью. Мера этой любви – Голгофа. Но Он же и сказал: «Будьте как дети, ибо таковых есть Царство Небесное» и ещё уточнил: «Кто не примет Царствие Божия, как дитя, тот не войдёт в него». Дети своею целостностью, чистотою, простотою ближе всего к Богу и даже можно сказать – более похожи на Него, чем мы, расколотые на тысячи осколков, подверженные сотням страстей. Именно в этой целостности – таинственной способности  нераздельно, всем существом, отдаваться как радости, так и горю, т.е. всему целиком, без остатка, и заключается детская царственность. Они – непорочные цари Небесного Царства и власть их – не произвол, но беззащитность, открытость, дарующая нам непроизвольные улыбки и тихую радость. 

И ещё – когда держишь на руках венценосную Машу, вместе с умилением вливается и волна ностальгии, волна непроизвольной грусти от осознания утраченной способности жить целостно и так воспринимать мир и человека. Но опять же, всматриваясь в бусинки-глазёнки, вспоминаешь слова Клоделя о «вечной детскости Бога» и понимаешь, что христианство и есть тот самый путь возврата к  «подлинной детскости», к собственной глубине, к чистоте отзывчивого сердца, которое может не только познать Бога, но и созерцать Его. Таково слово Евангелия: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». А кто так чист сердцем, как не дети, как наша императрица всея Николаевки Маша первая.

О. Виктор ТЕПЛИЦКИЙ

Просмотров: 4154